«Для каждого, кто прикасается к знаменитому роману, существует свое «золотое сечение» в его восприятии. Это вполне естественно, если учитывать конусность искусства: кому-то понятна одна «точка» конуса, другой постигает всю глубину «айсберга». «Мастер и Маргарита» принадлежит к тем произведениям, о которых у читателей практически любого типа восприятия сложилось «особое» мнение.
Поэтому неудивительно, что тбилисские поклонники Михаила Булгакова с таким нетерпением ожидали очередной интерпретации романа – теперь на сцене русского драматического театра имени А.С. Грибоедова. Ведь вокруг «Мастера и Маргариты» до сих пор не утихают споры… Как только не трактуют образы Воланда, Мастера, Иешуа!
Худрук Автандил Варсимашвили как всякий истинный художник отнюдь не стремился удовлетворить вкусы кого-либо. Он выбрал собственную «лунную» дорогу, «пробираясь» через булгаковский текст, образную структуру, чтобы выразить свою философию жизни, свое отношение к миру и людям. Тем более, что режиссер долгие годы шел к этой премьере: постановка «Мастера и Маргариты» – давнее, выношенное желание Варсимашвили. Однажды он уже брался за реализацию замысла, но властно вмешалась некая мистическая сила, и режиссер на время отказался от своего намерения. А спустя годы получил благословляющий знак от самого Булгакова. Разумеется, Варсимашвили не мог перенести на сцену весь объем романа и ограничился наиболее значимыми его эпизодами. Выбранные же фрагменты были воплощены им бережно, «близко к тексту». При этом речь идет отнюдь не об иллюстрации эпизодов великого романа, а о новом, живом, неравнодушном его прочтении, бесстрашной попытке заглянуть в его бездну.
Метафорический язык сцены как нельзя лучше передавал метафизику произведения. На сцене был огромный (или кажущийся таковым!) дом с мерцающими глазами-окнами (художник – Мириан Швелидзе). Этот образ многосимвольный. Он связан и с вполне конкретными советскими реалиями конца эпохи нэпа, и с торжеством новой социально-политической системы, и с мирозданческими категориями. Оборотная «сторона» этого здания-монстра – она словно дышала древностью, мифологией, эзотерикой, – открываясь зрителю, отсылала нас к вечности, к памяти, в глубину веков, и дальше – в невидимый, потусторонний мир. Две эти «стороны» были неразрывны… Пространство сцены жило, дышало вместе с героями. Оно было подвижно, изменчиво. Это ощущение создавалось не только вращением сцены, но и постоянно меняющимся освещением. Сцена внезапно погружалась во тьму, а затем снова озарялась светом окон. И эти превращения не были связаны с реальным временем действия. Они тревожили зрителя какими-то предчувствиями.
Авто Варсимашвили поставил спектакль не о московских Ромео и Джульетте эпохи нэпа. Герой Булгакова, написавший роман о Понтии Питале и Иешуа Га-Ноцри, гордо, даже с вызовом говорит о себе незадачливому поэту Ивану Бездомному (Вано Курасбедиани): «Я – Мастер!», подчеркивая тем самым свое избранничество, мессианство. Но этим, естественно, не исчерпывается суть образа. Мастер (Аполлон Кублашвили) – художник, творец. И его взаимоотношения с Маргаритой (порывистая, страстная и одновременно нежная актриса Нана Калатозишвили) – прежде всего жертвенная любовь Женщины к Художнику. Эта тема подчеркивается в спектакле: именно Маргарита воодушевляет Мастера на художнический подвиг, заставляет его дописать роман, пытается защитить любимого от всякого рода латунских, становится ведьмой, чтобы спасти его. Она не только преданно любит автора романа о Пилате, но высоко ценит в нем Мастера, творца. Многозначительна сцена, когда Маргарита словно совершает ритуал посвящения возлюбленного в Мастеры – прикасается к его плечам, к голове, и Мастер выполняет свою миссию – создает роман, но… не может защитить свое творение. Он несет в себе не только черты Христа, как обычно принято думать, но и Пилата. Он отрекается от своего романа (и от своего героя), сжигает рукопись, в которой пытался рассказать миру известную ему одному правду о совершившейся казни. И эта слабость делает его не только жертвой, но и молчаливым свидетелем-соучастником. Правда, вопреки совершенному акту сожжения, «рукописи не горят». Поворот сцены – и голос Иешуа Га-Ноцри прорывался сквозь тысячелетия: «Всякая власть является насилием над людьми. И настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть!»
По-разному трактовали и трактуют образ Иешуа. В спектакле грибоедовцев это менее всего Богочеловек. Вокруг него не было ореола святости или мученичества. Иешуа в исполнении Валерия Харютченко был личностью, излучающей свет, наделенной божественной чистотой и добротой. Совершенный человек, изначально именно таким задуманный Создателем. Мы не думали о воскресении Сына Божьего – мы сострадали погубленному «философу с его мирной проповедью», не понятой жестоким миром. И мучались вместе с Пилатом – Джемалом Сихарулидзе, совершившим выбор в пользу своего благополучия.
Нравственный выбор ежедневно становится перед каждым из нас, но каждый ли выдерживает это испытание на совесть? В спектакле были усилены какие-то моменты во взаимоотношениях Пилата и Иешуа – показана их человеческая близость. Особый смысл обретала сцена, когда Иешуа прислонялся головой к плечу Пилата, снимая его адскую головную боль. В то же время обнажался, делался жестким конфликт Пилата с первосвященником Каифой (Христофор Пилиев)… Ярость Пилата, обрушившегося на Каифу, – это не что иное, как гнев против себя, проявившего трусость, – самый большой грех, по мнению Иешуа.
Удался «дьявольский» ансамбль – Воланд, Коровьев (яркий, острохарактерный Дмитрий Мерабишвили), Азазелло (пластичный и подвижный Арчил Бараташвили), Кот-Бегемот (гротесковый Михаил Арджеванидзе) и Гелла (София Ломджария). Эти герои были не столько демонизированы, сколько привлекали «чертовским» и в то же время человеческим (именно человеческим!) обаянием.
Воланд – Нико Гомелаури – был ироничен, изменчив и очень одинок. В рисунке его роли порой просматривался лермонтовский «печальный демон, дух изгнанья». В стремлении уйти от вселенского одиночества Воланд вдруг на какое-то мгновение прижимался к Маргарите, и вычерчивалась судьба обреченного на бессмертие «повелителя теней», который является «частью той силы, которая вечно хочет зла, но вечно совершает благо». В финале именно премудрый Воланд расставлял все точки над i, направляя, по просьбе Всевышнего, Мастера и Маргариту по дороге, ведущей к вечному дому, с неоднократно прозвучавшими в спектакле словами: «Тот, кто любит, должен разделить судьбу того, кого он любит!». Это относилось и к прощенному и свободному Пилату, наконец последовавшему за Иешуа по лунной дороге…» («Русский театр в Грузии 170». Тбилиси, 2015, с. 229).
Cпектакль «Мастер и Маргарита» по одноименному роману Михаила Булгакова стала театральной сенсацией сезона 2006-2007 гг. Два премьерных спектакля грибоедовцы сыграли в родных стенах, в нетопленном помещении. Он продолжался четыре часа, с двумя антрактами. И, несмотря на холод, зрители, захваченные сценическими коллизиями, ощутившие булгаковскую магию, не покидали зал. Позднее спектакль долго шел на сцене театра имени Ш. Руставели с неизменными аншлагами.
Премьера состоялась 25 ноября 2006 года.
Автор сценической версии и режиссер-постановщик - Автандил Варсимашвили, лауреат Государственной премии Грузии, лауреат премии им. К.Марджанишвили
Художник - М. Швелидзе, народный художник Грузии, лауреат Государственной премии им. Шота Руставели
В ролях: А. Кублашвили (Мастер), Н. Калатозишвили (Маргарита), Н. Гомелаури (Воланд), Д. Мерабишвили (Фагот), А.Бараташвили (Азазелло), М. Арджеванижзе (Кот Бегемот, Крысобой), С. Ломджария (Гелла), Д. Сихарулидзе (Понтий Пилат), В. Харютченко (Иешуа Га-Ноцри), М. Амбросов (Берлиоз, Степан Лиходеев), И. Курасбедиани (Иван Бездомный), Л. Артемова-Мгебришвили (Наташа).