БИОГРАФИЯ

Актер Владимир Николаевич Бурмистров родился 24 августа 1946 года в Россие, деревне Булатово Вурнарского района. Окончил Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии (курс Аркадия Кацмана). Работал в Чувашском академическом драматическом театре, Ленинградском театре оперетты, Тбилисском русском драматическом театре.

В Тбилиси был известен своими ролями в спектаклях Александра Товстоногова: Д'Артаньян  («Три мушкетера» по мотивам романа А. Дюма), Сергей Тюленин («Молодая гвардия» А. Фадеева), Томас («Полет жареной утки»  Г. Горина).

«Как-то в начале сезона захожу я в театр и вижу вахтера, на лице которого написано такое смятение, что, не удержавшись, спросил: «Не случилось ли чего?» На что он мне ответил: «Слушай, Володя. Уже шестой день нет солнца, уже ше-е-стой день нет солнца!» Что к этому добавить? Счастливчики тбилисцы. Можете представить мое состояние, когда из декабрьского Ленинграда я попал в нескончаемое тбилисское «бабье лето»? Восторг, да и только! Такой теплый во всех смыслах город. Театр встретил меня на удивление доброжелательно. Единственное исключение, пожалуй, составляла наша буфетчица, тетя Соня. Она была очень независимая и никак на меня не реагировала. Когда же я сыграл Дартаньяна, заметно потеплела ко мне. Как-то спрашивает: «Володя, а вот ты сыграл новую роль. Татанян, Татанян, он армянин, да?». «Нет», – сказал я, опешив от вопроса. «А кто!?» Я, говорю, француз. «Француз!? Татанян!?» – хмыкнула она недовольно и опять перестала меня замечать! А ведь зря, наверное, я тогда огорчил тетю Соню. Откуда у французов такое имя? И ничего тут удивительного. Есть же Великий и Неподражаемый Шарль Азнавур! Да и не только он! Какое смешение народов! Какая терпимость! В этом великолепном городе. Как-то во время одного застолья, на котором я случайно оказался, Д. А. Алексидзе сказал, что с появлением этого чуваша в русском театре, да еще в Грузии, в Тбилиси стало на одну национальность больше. Было 102, а стало 103. Итак, я в Тбилиси! Поселили меня в цирковой гостинице. В кармане ни гроша. Александр Товстоногов одолжил мне десятку, как выяснилось потом, подарил. Пошел в столовую. Меню нет. Чтобы прицениться и рассчитать деньги до зарплаты, заказываю гуляш и мацони. Спрашиваю: «Сколько?» Он презрительно сморщился: «Рубл». Через десять дней, получив зарплату, заказываю: харчо(!), гуляш, мацони. Спрашиваю: «Сколько должен?». Он опять сморщился: «Рубл». Я до сих пор скучаю по Тбилиси. И, наверное, надолго бы там задержался. Но было одно но! Один известный французский художник сказал: «Благословен тот, кто нашел свое призвание и любимую женщину». Я посмел быть благословенным, не озаботясь о том, чтобы получить его (благословение) свыше. Поэтому получилось то, что получилось! Было призвание, была и она. Но судьба нас раскидала: меня в Ленинград, ее в Москву. И когда Александр Георгиевич предложил мне поехать в Тбилиси, чтобы с нового сезона перебраться вместе с ним в Москву, я, не задумываясь, бросил (вдумайтесь только!) ленинградскую прописку, которую мне пробил театр, и работу. Это обстоятельство отравляло во мне всю радость бытия, которую давали этот великолепный Тбилиси и театр. Со временем она выскочила бы там задержался. Но было одно но! Один известный французский художник сказал: «Благословен тот, кто нашел свое призвание и любимую женщину». Я посмел быть благословенным, не озаботясь о том, чтобы получить его (благословение) свыше. Поэтому получилось то, что получилось! Было призвание, была и она. Но судьба нас раскидала: меня в Ленинград, ее в Москву. И когда Александр Георгиевич предложил мне поехать в Тбилиси, чтобы с нового сезона перебраться вместе с ним в Москву, я, не задумываясь, бросил (вдумайтесь только!) ленинградскую прописку, которую мне пробил театр, и работу. Это обстоятельство отравляло во мне всю радость бытия, которую давали этот великолепный Тбилиси и театр. Со временем она выскочила замуж, а я соскочил с катушек. Наломал много дров! Затем была многомесячная депрессия, уже в чебоксарской зиме. Выйдя из нее, оказался на киностудии имени Довженко. Начал сниматься в двух картинах, в третью пригласили на пробы. Тут меня и догнал инфаркт. Дальше, не зависимая ни от кого и ни от чего, жизнь! Я полностью изменил ее. Побывав на грани жизни и смерти, выбрал жизнь и выкинул из нее все, что могло ее оборвать. Научился зарабатывать честные, хорошие деньги. Причем мне виделась в этом определенная доля романтики и творчества. Вел легкую, беззаботную, а главное – не зависимую от прежних привязанностей жизнь. Стал хозяином своей судьбы. Для меня это имеет, как выяснилось, очень большое значение. Мне часто говорят, что я зарыл свой талант. Не могу с этим согласиться! Я не сделал карьеру, а это разные вещи. Талант для меня, если, конечно, он у меня есть, – это определенный вид энергии, которая бушует во мне до сих пор и, так или иначе, проявляется по жизни. Был у меня еще очень интересный, двухлетний театральный опыт в театре-студии «Школа драматического искусства» Анатолия Васильева. Была группа под управлением Михаила Михайловича Будкевича, который на кафедре Андрея Гончарова в ГИТИСе, на заочном отделении, вопреки всему, всю свою жизнь преподавал по системе Михаила Чехова. Импровизация! Это фантастика! В конце проекта мы должны были разыгрывать «Идиота» Достоевского. Идиот – Влад Ветров, Настасья Филипповна – Вера Сотникова, Рогожин – ваш покорный слуга. Летом 1991 года, когда мы были в Италии на совместном с итальянскими актерами проекте, в нашей группе случился скандал на бытовой почве. Сотникова подралась с одним из наших мужиков. Девки решили воспользоваться случаем и отомстить ей за то, что они такие серенькие и невзрачненькие. Поднялась такая волна грязи! Они поставили свои амбиции выше общей цели. Никакие доводы на них не действовали (издержки так называемого коллективного творчества). Я ушел из театра. Да и проект развалился. Не судьба! Режиссура А. Г. Товстоногова, мне кажется, была близка к Михаилу Чехову. Мне думается, что это было оптимальное сочетание актерского и режиссерского театров. Когда режиссура, основываясь на индивидуальности актера, на вкусе и чувстве меры (а это в труппе присутствовало), тактично, ненавязчиво ведет актера к общей цели, создавая у него ощущение, как будто он делает это сам. Тем самым сохраняя в нем живость и сиюсекундность восприятия и проявления, некоторую импровизационность. Может быть, это одна из причин успеха Грибоедовского того времени. И это определенно лучше концептуально-схематичного действа, которое я имел честь как-то лицезреть в одном прославленном театре. Когда актеры похожи на насекомых, которых нанизали на иглу. Они вроде пока еще живые, шевелятся, но ни ползать, ни летать не могут. Все до миллиметра выверено и заучено. А зритель как бы восторгается, с какой оригинальностью нанизыватель это делает. «Смотрите-ка, а этой бабочке-то он ввел иглу в левую заднюю лапку, а вышла-то она аж из правого глаза, вахх!!!». Театр одного режиссера, да и только! То ли мальчики его в детстве били, то ли девочки не любили, не знаю. Однако, хоть он и признанный Мэтр. А актеров жалко. Пока то да се – стукнуло 50. Дальше отступать было некуда. Женился. Воспитываю двоих детей. Когда во время вступительных экзаменов А.И. Кацман спросил меня, почему иду в артисты, я сказал, что хочу прожить много жизней. Что я собственно и делаю. Спасибо за предоставленную возможность поприветствовать всех грибоедовцев. Честь и хвала Вам! Держитесь. Люблю! Обнимаю! Всегда Ваш, незаслуженный артист Владимир Бурмистров» (Из воспоминаний, опубликованных в книге «Русский театр в Грузии 170»).